Когда завод устанет дымить трубой
30 ноября, в вечернюю смену, цех по производству сульфата алюминия забил склад готовой продукции и закончил свой производственный год. Холод морозного края. Слесаря жалуются. Да, летом работать проще. Западают мембраны от мороза. Многотонные емкости с кислым продуктом и соляной кислотой оказываются запертыми, и чтобы их опорожнить, приходится сливать кислоту на землю. Многие тонны. Я не одеваю перчаток, зная, что они намокнут от снега или тех же кислых растворов, а потом руки будут мерзнуть. Проще работать без перчаток; вытереть руки снегом, а потом сунуть в карманы суконного бушлата. Так теплей. Зимой руки не отмываются, приобретая грязно-матовый оттенок. Мы вступили в зиму. Поставили воду и пар на проток. Начали чинить оборудование, разъеденное кислотой. Мы выиграли тендер. Мои аппаратчики радуются, ожидая работы в родном цехе. Я радуюсь за них и готовлю оборудование к работе. Они угощают меня чаем, смотрят в глаза, хотят подробностей. Я их не балую. Настраиваю на худшее, стараясь облегчить их труд. Ибо знаю, что они работают не только за зарплату. Они преданны своему оборудованию, плану на месяц, мне, в конце концов. Эти восемь преданных, которые будут истерить, скандалить, но при случае нарушат все и вся, чтобы техпроцесс пошел, как Коля Кулик, пославший на хуй технического директора, чтобы воткнуть паровой шланг в четырехтонный мерник с серной кислотой. Еле его оттащил тогда. Вступили в зиму.
Всем известно, что в армии траву принято красить к приезду высокого начальства. У нас покрасили сосульки. Перед приездом высокой комиссии двух малярш срочно отправили красить прицеховые емкости серной кислоты. Понедельник. Бригадирша Надюха после выходных была готова выполнить любое задание, лишь бы с глаз долой от начальства (чтобы на него, начальство, не дышать). Красили сразу после развода по работам, в начале девятого утра. Поскольку дни были морозные, емкости все в наледи. Малярши их и махнули серой краской ХВ поверх сосулек. Комиссия Технадзора приехала к обеду, когда вылезло солнце, и лед на десятикубовых емкостях начал таять. Вместе с краской. Люди в технадзоре оказались с юмором, но предписание перекрасить оставили. Был бы мороз покрепче и солнца поменьше — может и не заметили бы.
Малярш встретил вечером в «Товарах для алкоголиков». Любезно пропустил вперед.
Правила работы кувалдой на производстве алюминия сернокислого: 1) Кувалда предназначена для разбивания кускового плава алюминия сернокислого до кондиционных кусков (кондиционный кусок — не более 10 кг). Куски разбивают на транспортерной ленте и на столе-кристаллизаторе. 2) При образовании завалов на сбросах разбивание завала производится при выключенной транспортерной ленте. 3) При разбивании некондиционного куска во время удара запрещается смотреть на кусок во избежание попадания сернокислой крошки в глаза.
4) Запрещается наносить удары из-за головы с размаха. Удары наносятся при максимальном подъеме кувалды на уровень плеч и плашмя. Удары плашмя при разбитии перемычки наносятся ритмично, в темп дыханию. При сбое дыхания прекратить удары и дождаться, когда дыхание восстановится. 5) При выбивании больших участков плава, когда работают несколько аппаратчиков, быть внимательным во избежание травмирования членов бригады. Обязательно использовать средства защиты глаз чтобы избежать попадания кислых растворов и осколков сернокислого алюминия в глаза 6) При выбивании плава на больших площадях стола-кристаллизатора рекомендуется поднимать ломом пласты и загонять небольшие камни между пластом и столом-кристаллизатором, после чего наносить удары кувалдой по месту закладки камней. 7) Запрещается наносить удары в плоскости, параллельной столу-кристаллизатору. 8) При разбивании кусков, застрявших на сбросе срезывающей машины, обязательно включение ключа безопасности и остановка транспортерной ленты. 9) Запрещается работать неисправным инструментом со следами разрушения и изгиба ручки.
Сегодня цех коагулянтов периодически сбрасывает облака хлороводорода, которые летают по заводу, гонимые ветром и постепенно растворяются в атмосферной влаге, оседая соляной кислотой. Работники, кашляют, ругаются, закрываются полами курток. Но работы не бросают.
Вечером зашел пьяненький Дима Маэстро и заявил, что автобусную остановку «Набережная» официально переименовали в «Химтехзавод». Отметили это дело.
Аппаратчики перестали контролировать рождаемость кошек. Те, в свою очередь, расплодились. Все черные, бегают по цеху. Голодные. Ольга отлавливает по одному, сажает в мешок и выносит за проходную, к железной дороге. Скоро будут в реактора падать.
Стоим со Скворцом на столе-кристаллизаторе. Пришла лаборантка. «Мастер, что это за тетенька пришла?» — «Это лаборантка пришла, содержание серной измерять в испарениях ваших». — «А давай вентиляцию вырубим, чтобы у нее прибор зашкалило?» — «Давай. Иди, выключай». И все равно вложились в норму ПДК. На курорте работаем. Лаборантка, правда, без респиратора не смогла замеры брать.
Терминология: 1) «Тракторные пассатижи» (дежурный слесарь Серега); 2) «Лопата-комсомолка» (аппаратчик Гена Скворец).
Коля принес куртку от спортивного костюма и вельветовые брюки. «Это тебе, мастер. На сменку.» Кажется, скоро меня усыновят.
На самом деле, со спецодеждой проблем нет. Пользуясь служебным положением, прошерстил склад и изъял в свою пользу обнову:
1) Танковый комбез.
2) Костюм войск гражданской обороны (с шевронами) – две штуки.
3) ВОХРовскую шинель. Женская, пойдет укрываться во время послеобеденного сна.
4) Галифе. Носить стремно, но все равно забрал.
Все спецодежда 80-х годов выпуска. Сберегли кладовщики, надо будет их еще пощипать.
На снегу лежит мобильный телефон. Утро, только рассвело. Поднимаю. В сторонке курит слесарь-ремонтник. Спрашиваю: «Это кто тут мусорит?» Слесарь пожимает плечами. «Проходил сейчас кто-нибудь?» «Да, проходил транспортировщик, пьяный в хлам». Все ясно. Прохожу 50 метров, за складом встречаю бригадира транспортировщиков Виталика. «Виталик, вот смотри, нашел. Ваше?» «Да, это лехин телефон, спасибо». Занавес. Белым днем по заводу ходят пьяные работники. Все привыкли. Буднично. А раньше в
транспортном цехе работал тракторист Вадик. Иногда он выпадал из-за руля трактора на снег. Все смеялись: «Вы знаете, Вадик опять из трактора вывалился!». Встанет, отряхнется и — за работу.
Взял у диспетчера ключи и пошел в «школу» — старое пятиэтажное здание центральной заводской лаборатории, уже более десяти лет не работающей. С момента закрытия оттуда выносят все, что можно вынести, но никак не освободят кабинеты. Они завалены книгами, посудой, реактивами, раскуроченными приборами. По всем этажам мусор, вскрытый паркет, бумаги, банки и россыпи реактивов. Стойкий запах органики, от которого успел отвыкнуть. И явно много ртути, судя по разбитым приборам и лабораторным термометрам. Посему судьбу испытывать не стал; набрал мешок химической литературы и ушел в цех. Аминь.
В операторской сидит старший аппаратчик смены Рома Шумов и ведет процесс. В помещении холодно, Рома застегнул куртку на все пуговицы и туго завязал шапку-ушанку. Аппаратчик смотрит на монитор рабочего компьютера, открыв рот. Движения его, не смотря на мороз, заторможены и вялы. В свое время Рома пережил клиническую смерть, после чего стал заторможен и вел себя порой не совсем адекватно. Из старших его, правда, убирать не стали, ибо Рома не пьет и не курит, а также очень обязателен. Ну, странно ведет себя порой, с кем не бывает. Звонит телефон. Рома медленно поднимает трубку и подносит к уху. «Первый цех слушает!». В ответ – тишина. «Первый цех слушает!» — повторяет Рома слегка раздраженно. Тут он понимает, что не слышит звонящего, потому что на голове ушанка. Он пытается развязать шапку – только затягивает узел. Не отводя глаз от экрана, Рома пробует просунуть трубку под шапку. Шапка очень плотно сидит на голове, ничего не выходит. На столе лежит самодельный нож, которым аппаратчики режут мешки с мелом. Не прекращая попыток засунуть трубку под шапку, Рома берет нож и, вставив его между шеей и завязанными шнурками шапки, пробует их перерезать. В операторскую заходит мастер. Он видит, что аппаратчик пытается перерезать себе горло, одновременно разговаривая по телефону. Он отнимает у Ромы нож, берет трубку, отвечает на звонок (звонили из заводской лаборатории) и со словами — «Нож отдам в конце смены, работай», — выходит из операторской. Рома крутит головой, не понимая, что произошло, потом снова смотрит на монитор. Пора делать загрузку соляной кислоты в реактор. Аппаратчик нажимает кнопку «одобрить» и кислота начинает медленно заполнять аппарат. Сто килограмм в аппарате, двести килограмм, полтонны…
Утром захожу в комнату мастеров. В комнате начальство, за столом сидит аппаратчик и пишет заявление. Голову опустил, кепка на глаза, но видно, что лицо разбитое. Выясняется, что накануне был избит шпаной. Спрашиваю, почему больничный не взял. Отвечает: «А мне врач не дал. Говорит, если бы ты менеджером был, я бы тебе дал больничный, с разбитым лицом перед клиентами не появишься. А раз ты на заводе работаешь, то ничего, походишь в цехе с такой мордой». Так рождается классовая ненависть. Как-то так.
На улице — минус 23, в цехе — ниже нуля, замерзает вода в трубах. Привычные испарения на морозе превращаются в густой туман; видимость на некоторых участках — не дальше вытянутой руки. За пределы промплощадок лучше не выходить, можно заблудиться в тумане. Конец рабочего дня — как праздник.
Кислота вязкая, качается насосами медленно.
А я как-то ушел на склад сырья, когда мои слили плав, и все вокруг заволокло туманом (тоже был морозный день). Минут десять шарился вслепую по складу в условиях нулевой видимости, пока не уперся лбом в железнодорожный полувагон. Но нему и вышел из цеха
Чемпион ферганской области по тэквандо, аппаратчик синтеза Евгений Ли, уволен по статье 81 за пьянство на рабочем месте и демонстрацию приемов борьбы диспетчеру, вызвавшему наряд полиции (от греха).
А я свою рацию утопил в реакторе. Она там варилась час, потом рацию я достал, для отчетности. Разбухла и пришла в негодность. Через несколько месяцев начальство тоже потихоньку избавилась от своих радиостанций.
В жизни всегда имеется место подвигу. Особенно бессмысленному и беспощадному. Хотя, как сказать. Всю недели латали второй реактор. Он почти год простоял нетронутый. Выгребли мусор, распарили изнутри и снаружи, подмазали кислотоупорным цементом. Обнаружилось, что медный конус, перекрывающий слив, вытравился кислотой и больше не держит плав внутри реактора. Пригнали двоих слесарей с разводными ключами (пятый номер), один держит шток, второй крутит конус. Корячились — ничего не вышло. А так как дело было в пятницу — решили оставить до следующей недели. В понедельник я работал с Куликом. Залез в реактор, проверил качество кладки. Смотрю, аппаратчик суетится. «Мастер, давай «грибок» открутить попробуем, а?!» «Ну, давай попробуем». Притащил Коля два «пятых номера», спустились в реактор. Уперлись, крутим. Коля от натуги рычит, да не идет конус. «Нет, Коля, так не пойдет. Греть надо. Есть паяльная лампа?» «Нету лампы, давай резаком попробуем?» Пошли к монтажникам на поклон. Дали нам монтажники в помощь газорезчика Кузю. Мы с Колей размотали резак, залезли втроем в реактор. Тесно втроем в реакторе. Разжигает Кузя резак, начинает греть конус. Мы наготове с ключами. И тут аппарат наполняется едкой кислотной вонью. За всей этой суетой забыли про фторопластовую прокладку на штоке, которую поджег Кузя. Воняет нестерпимо. Я в панике. Фторопласт разлагается с выделением фтористого водорода, как бы братской могилы не случилось. Кузя закрыл лицо свитером, греет конус. Кулик тоже уткнулся в бушлат, а мне сунул свой респиратор. Дым, все кашляют и матерятся.
Обойным ножом изловчился, сбросил горящую прокладку на дно реактора и затушил. Дым понемногу рассеивается, дышать полегче. Взялись за ключи. «Блядь, пошел, сука!». Крутится конус! Кулик держит, я кручу, Кузя греет. Толкаемся в аппарате. Крутим не останавливаясь, пока горячий. Если перегреть — перегреется и шток, а тогда уже не выкрутишь. Наконец горячий конус упал на дно реактора. Первым из реактора полез Кузя. Потом Кулик подал ему резак и вылез сам. Я одел горячий конус на разводной ключ, вылез последним. Бросил в ведро с водой. Мы победили, утерли нос слесарям. Слабосильный мастер и полусумасшедший старик-пенсионер. Конус был отпарен и торжественно вручен слесарям. Те чесали репу, рассматривая кусок проеденного кислотой металла. Вечером задался вопросом, чем же воняло в реакторе при горении фторопласта. Оказывается, выделялся не фтороводород, а карбонилфторид, аналог фосгена, но все-таки гораздо менее ядовитый газ. Но вонючий, зараза. И еще хорошо, что труба дыхания создает приличную тягу и нас быстро провентилировало. Ну и куликовский респиратор У-2К оказался кстати.
Впервые после очень долгого перерыва увидел человека в галошах. Причем — не в современных, а в черных, советских. Водила на завод за продукцией на фуре приехал. Кажись, из Нижнего Новгорода.
Монтажник Матюха сварщику Пашке (в сердцах): «Когда ты пил — ты был лучше!!!»
Стал бояться высоты. Монтажники вскрыли гнилые полы. Все ходят по балкам и настилам из шатающихся досок. А помниться, на рубероидном, я был королем высоты. С электриком Сашкой Трофимовым мы забирались по фермам на вертикальные трубы, забитые шлаком, трехметровыми штопорами бурили этот шлак, а потом спали на высоте пяти метров, на шатающемся фанерном щите, вдали от начальства, среди битума и жара от ТЭНов. И не было ничего приятнее, чем забраться по почти вертикальной стене, чтобы закрыть окно (чтобы не дуло), на 10-метровой высоте от бетонного пола, шагая в рабочих ботинках по балке. Сейчас уже сложнее. Особенно подниматься по лестнице. В силу рук еще верится, потому по фермам забраться еще не так страшно. И по балкам ходить как-то не по себе.
По традиции, личные карточки уволенных скидываются в комнате мастеров, под кондиционером. Когда скопилась солидная стопка, решил провести статистическое исследование. Стаж – время работы на химзаводе. Итак, поехали.
Аппаратчик М., 22 года. После армии пришел хлопец, отработал год и ушел на нефтеперегонный. Вроде доволен.
Аппаратчик С., 38 лет. Уволен по собственному желанию. Работал 15 лет, потом запил, начались прогулы. Выгонять по статье не стали.
Аппаратчица М., 51 год, Аппаратчица С., 46 лет. Пришли вместе, по протекции из заводоуправления. Долго кривили рожу, мол, это я не буду, тут у вас грязно и т. д. С еще ничего, а М. – пыталась угрожать именем своих протеже. Сука. Уволились вместе через месяц.
Аппаратчик Л., 26 лет. Уволен по статье, прогулы. Полгода проработал.
Аппаратчик С., 25 лет, аппаратчик Д., 42 года, Аппаратчик Б., 41 год. Земляки, с Волгограда. Пришли вместе, проработали три года и вместе же и ушли. Двое на областной химзавод, а один домой уехал. Хорошие работники.
Аппаратчик С., 62 года. Умер от онкологии, 30 лет стажа. Быстро, за 3 месяца сгорел.
Аппаратчик Ф., 45 лет. 10 лет стажа, алкоголик. Попросили уволиться после участившихся прогулов.
Аппаратчик П., 22 года. После армии пацан, десантник. Отработал год, уволился, куда устроился – не помню уже. Погиб в автокатастрофе через месяц после увольнения.
Слесарь-ремонтник М., 43 года. Проработал год, пьянка плюс прогулы. Уволился сам, через год пришел опять. Приняли, работает! Кстати, завод всегда рад возвращающимся. Порой берут всякую дрянь, типа:
Аппаратчик М., 36 лет. Работал 10 лет назад, потом уволился, потом опять устроился. Алкоголик. По пьяным щщам упал с высоты, качаясь на лебедке. Начальство замордовали проверками. Сломал спину. Убедили уволиться.
Аппаратчик К., 65 лет. Ушел на пенсию, 35 лет стажа.
Слесарь-ремонтник Г., 48 лет. Стаж 8 лет. Инфаркт, инвалидность.
Аппаратчик К., 27 лет. Устроился и уволился по собственному на следующий день!
На той неделе ремонтно-механический цех активно занимался съемом крышки с 120-кубовой стеклопластиковой емкости хранения соляной кислоты. После съема крышки внутри емкости обнаружено семь пустых бутылок «Пшеничной». Всюду жизнь.
Для оформления протокола о сдаче экзамена по технике безопасности нужно узнать, какое образование у аппаратчика. Спрашиваю у Юрки Ковалева: — Иваныч, у тебя какое образование? — Ой, хуевое…
Сосульки на крыше растаяли, на улице несколько дней плюсовая температура. Отправил слесарей открывать заколоченные на зиму двери (чтобы аппаратчики не попали под падающий с крыши лед). Заставлять не надо, ломают оргалит с удовольствием. Чуют весну.
Из принесенной из «школы» книги М. А. Котика «Психология и безопасность» (1981 г): «Инженер по технике безопасности труда при инструктировании девушек-штамповщиц решил использовать своеобразные «наглядные пособия». Незадолго перед этим инструктажем на заводе произошел тяжелый несчастный случай на штамповочном станке, где из-за своей халатности работница лишилась двух пальцев руки. Незадачливый инженер принес с собой на инструктаж отрубленный пальцы и для большей убедительности продемонстрировал их молодым работницам. Эффект был поразительный – девушки расплакались, инструктаж был сорван. Впоследствии эти девушки отказались от работы на штампе, и их пришлось перевести на другую работу.» В связи с вышеизложенным вспоминается рассказ моего соседа, работавшего чурочником на электромеханическом заводе. В их бригаде один малый отрезал на циркулярной пиле два пальца, которые он выбросил местным собакам, не надеясь на хирургическое вмешательство. И правильно, пусть не достанутся конечности «незадачливым инженерам». Хотя, с другой стороны, когда Дениске оторвало палец на ленте охлаждения, ему пришили. Пусть криво, но все срослось. И вот чего делать в подобном случае? И все-таки отдать собакам – красиво. Что-то ревякинское в этом есть…
Что-то не ведут к нам студентов. Раньше приводили экскурсии, каждый год, по весне, человек по тридцать. Смешные они, весьма вычурно смотрящиеся на фоне заводских корпусов. Чистенькие, любопытные. Водил их и я по цехам. Апофеозом экскурсий был, конечно, глинозем. Здесь все замолкали, стоя посреди заводской грязи и грохота срезывающих машин. Год назад я им сказал, что если будете плохо учиться — придете ко мне работать. Почему-то никто не засмеялся. А теперь вот нет студентов, не идут на экскурсию. Жаль, уж больно они хорошенькие.
Что они думают о происходящем? Наверное, это для них – несусветная дичь, которая минует, пройдет стороной. Скорее всего, так и будет. Уж больно место дикое. Хотя, раньше, «при коммунистах», было здесь еще страшнее, но для человека с высшим образованием работа на заводе была вполне логична и резонна. Времена меняются. Нынче это даже не то чтобы немодно. Просто ты – вне игры, раз здесь оказался. А с другой стороны – нахрен мне такие игры? «Да ну их всех, этих цыплят!», — как говорил Боря Сичкин в «Деле Пестрых». Мне полтора года в офисе хватило, чтобы со спокойным сердцем свалить в теперешний гадюшник, и чувствовать себя здесь «в своем элементе», как говорил Бакунин. «Эти схемы уже не работают», — говорил мне в середине 90-х преподаватель экономики, когда я озвучил желание пойти на производство. Еще как работают! Пусть теперь рабочий человек воспринимается как маргинал. Впрочем, это все лирика. Просто в детстве было много фильмов о сталеварах, монтажниках и лесорубах. Время пришло сойти с советского экрана. А у них останется корпоратив и камедиклаб. Счастливо оставаться.
Сидим в операторской. Время к пересменку. Аппаратчики хотят уйти в раздевалку раньше времени, оставив старшего. Но, поскольку я сижу с ними, они не спешат покинуть рабочее место. Сашка, молодой липецкий паренек, постоянно подкалывает аппаратчицу Свету. Света уже пенсионерка по вредности, но выглядит молодо. Она неповоротлива, постоянно пытается свалить свою работу на мужиков. Сашка развалился на стуле и рассказывает престарелому аппаратчику Трофимычу про светино поведение: «Вот послушай, Трофимыч. Сегодня день, начальство шарится, а Света норовит поскорее в раздевалку свалить. А работали в выходной – народу никого. Собрались в раздевалку, а эта расселась и говорит, мол, давайте дождемся пересменка. Типа, я чту устав и мне все похую. Вот как мне понять эту женщину, а, Трофимыч?» «Это не женщина, это аппаратчик, » — отвечает Трофимыч. Все, сидящие в операторской (кроме Светы) хохочут. Света смущенно улыбается и говорит Трофимычу: «Импотент ебаный». Все верно, Света. Женщина всегда остается женщиной. Даже на химзаводе.
Когда цех после модернизации перешел на выпуск раствора алюминия сернокислого, аппаратчиков пришлось обучать премудростям разбавления. Гена Скворец упорно называет ареометр «аэрометром», а Коля Кулик попросил написать название прибора на стене в диаграммной крупными буквами, чтобы запомнить. Коля – тот вообще не понятно, как разбавляет; одного глаза нет, второй – дальнозоркий. «Вдаль я заебись вижу!», — говорит. Трудно им было после стола-кристаллизатора, но освоились, молодцы.
Пошел работать по смене.
И все-таки, это — особое чувство. Когда, отработав вечернюю смену, шагаешь домой в одиночестве мимо притихших гаражей, по железнодорожному мосту, по темным дворам микрорайона. Шум поездов, запах уголька, редкие прохожие. Смену сдал, ничего не сломал, впереди выходной. Только усталость после работ и чувство выполненного долга.
Идет мелкий дождь. Мокрый суконный бушлат пахнет псиной, и так уютно от этого запаха. Запах утраченного покоя, праздности и того, что было и не будет больше.
Кажется, опять весна.
Автор текста и фото: Владислав Селиванов
